Радуга над миром,
Радуга над мраком,
Радуга над кладбищем —
Бесконечный апрель…
Е.Летов
Молодецкий посвист любителей боёв без правил в Олимпийском, а главное, напряжённые споры борцов и борцов с борцами за то, как именно надлежит оный посвист понимать — закономерный итог политической четырёхлетки, в которой главным коммуникативным инструментом политики были так называемые «сигналы». Чемпионом по производству «сигналов» был пока ещё президент РФ Дмитрий Медведев, который испускал их раз в неделю, а политтусовка всякий раз изощрялась в интерпретациях. В итоге выяснилось, что «сигналы» может подавать вообще кто угодно — даже весьма специфическая публика, приходящая «на Фёдора». Смотрите, говорят нам, свист — это не просто свист, это сигнал, что эпоха культа личности Путина кончилась! — говорят нам. Позвольте, а был ли культ?
Страшная Тайна, которую так никто и не рискнул тронуть даже в этом, вроде как, идущем по правилам «миксфайта» мочилове — в том, что его никогда не было. А что было? Было — согласие определённой части общества на самоограничение в ряде политических и гражданских свобод, в обмен на решение ряда срочных и важных общенациональных задач — преодолеть распад страны, экономический и политический коллапс, терроризм и беззаконие. Путин, а потом и «тандем» — пароль этого «антикатастрофного консенсуса». Но все его задачи сегодня — выполнены; и, по идее, наступило время для демонтажа его временных, чрезвычайных схем. Однако именно в этот момент выяснилось, что те вещи, которые большинством страны понимались как временные, самими операторами консенсуса — Путиным, Медведевым и пр. — понимались как постоянные. Но вот именно на это — на конвертацию «временного» в «постоянное» — никто, в т.ч. из лояльных членов «путинского большинства», своего согласия не давал. И то, что происходит с рейтингами первых лиц и «главной партии» сегодня — прямой результат обиды всех тех, кого «забыли спросить».
Что же происходит сейчас? План «А» (с «народным фронтом», триумфально побеждающим врагов на думских выборах и выдвигающим президента) накрылся, что стало ясно ещё летом. Но теперь реализуется «план Б» — являющийся, в сущности, его же вариацией, но только «гамбитной»: жертва фигур в обмен на позицию. Суть плана — относительный неуспех «Единой России» на выборах, подаваемое как великая победа демократии и прогресса в отдельно взятой стране. Гибкая и по-своему изящная конструкция, позволяющая задействовать «навальных» и «новые городские слои» в роли бесплатных агитаторов за новую стратегию власти.
ЕР «сливают» — это видно по целому ряду косвенных признаков, начиная от резкого ослабления давления на регионы по части «процентовой разнарядки», и заканчивая общим «засушиванием» кампании в наиболее проблемных точках. Именно поэтому, в частности, первым номером списка ЕР оказался политический лузер №1 — всерьёз поверить в то, что те, кто его туда ставили, не учитывали наиболее вероятной реакции электората на «рокировку» в тандеме, могут разве что хипстеры из «большого правительства».
Более того: уже в сентябре было понятно, что с момента «рокировки» самым слабым и уязвимым местом в «электоральном предложении» кандидата в президенты Путина является его «пакетный» характер с премьерской позицией Медведева. Теперь любой мурзилка, который скажет: «а вот у меня премьером будет…» (Петров, Иванов, Сечин, Кудрин, даже Путин — нужное подчеркнуть) может «из ничего» стать игроком на этом рынке. И теперь самое главное, что необходимо сделать Путину, если он не хочет утонуть за компанию — любой ценой «отвязаться» от этой системы обязательств/обременений. Поражение «партии большинства», а вместе с ней и идеи «партийного правительства» — чем не изящный, чем не элегантный выход из ситуации? «Извини, Дима, мы всё сделали как договаривались, но народ решил иначе» — демократия, извольте кушать.
На этом фоне самым мощным из программных заявлений осени стала высказанная свежеотставленным Кудриным идея «отделить политику от финансов». В целом это не что иное, как переведённое на язык «гайдаризма» либидо русского чиновничества: «Думу выбирать можно, а власть — нельзя». Внимательно посмотрев на сегодняшнего Путина (как это сделал, к примеру, Злобин на Валдае), вы найдёте эту установку в её предельной реализации: «я знаю, что надо делать, и буду это делать». Причём это «знаю» относится скорее к «мировому контексту», чем к нашим местным палестинам, которые по умолчанию считаются уже «упромысленными». А если это вдруг не так? Ну, значит, «пиар» недоработал; значит, нужен другой, ещё более яростный и беспощадный «пиар», «с использованием всех современных технологий прямой и обратной связи».
Проблема в одном. Тот самый «путинский консенсус» — это был консенсус антикатастрофный; и обязательным условием его пролонгации является зримый образ беды, стоящей на пороге наших домов. А его никто не видит. Та же самая пропаганда, годами кормившая людей рассказами об успехах и достижениях, наглухо убила в «электорате» этот, казалось бы, неубиваемый страх. И люди теперь ждут не героев-спасателей и суперменов, а обычных чиновников, политиков и полицейских, честно делающих свою работу и соблюдающих единые для всех законы. А супермен — он так устроен, что готов скорее героически погибнуть в каком-нибудь смертельном бою, чем дать превратить себя в Акакия Акакиевича Башмачкина. Взять того же Фёдора Емельяненко: никто не спорит, что он великий боец на ринге, но вот каков он в качестве обычного депутата Белгородской областной думы?
В той же вилке — и сама «Единая Россия». В нулевые её уникальным «электоральным предложением» было то, что это — единственная внеидеологическая партия. Партия не слов, а дел: «Пока эти треплют языком — мы строим дороги и ремонтируем клубы». Те, кто туда шли, шли именно за возможностью делать своё дело, не заморачиваясь политической идентификацией: значок с мишкой был универсальным символом того, что его обладатель — «за всё хорошее и против всего плохого», а что именно хорошо и что плохо — решалось «в другом месте», по ту сторону партийной политики как таковой. Теперь же все эти люди — в том числе и такие, как тот же Емельяненко, Карелин, Калашников, Роднина, Третьяк и т.д. — оказались под тяжелейшим ударом: им приходится не просто становиться в политическую позицию, но ещё и в позицию крайне уязвимую — доказывать обозлённой толпе недовольных, что они — не жулики и не воры. Для такой конструкции, как ЕР «нулевых», это — удар под дых, и неизвестно ещё, справится ли она с ним.
Пацаны, кажется, всё ещё не поняли серьёзности ситуации. Их беда — Павловский прав — в том, что они уже очень-очень давно не терпели настоящих поражений. Даже катастрофы, регулярные в нашем отечестве, они научились оборачивать своими победами, и теперь не боятся никого и ничего; и, как справедливо заметил Злобин, не нуждаются ни в союзниках, ни в советниках — только в «сторонниках». Разумеется, это приводит — и уже привело — к деградации системы, выразившейся в том числе и в аппаратной победе «деревянных солдат Урфина Джюса» над теми, кто пытался сохранить хоть какую-то самостоятельность в рамках аппарата. Увольнение Кудрина — хамское, запредельное по меркам любых приличий — «пошёл вон, дурак!» — выглядит логичным завершением этой эволюции; в чём-то даже более знаменательной, чем редукция всяческих «сигналов» к «свисту из Олимпийского».
Но это не значит, что система в кризисе. «Пока ещё нет». Торжественное опускалово Д.А.Медведева — не более чем местное эхо истории с Каддафи: черенок от лопаты, который брату-лидеру засунули в задний проход в Сирте — всего лишь практическая реализация известного тезиса Н.А.Тимаковой о том, что ему «не место в цивилизованном мире». Ибо цивилизованный мир — это как раз и есть такой мир, где кого угодно можно насадить на такой черенок, во имя торжества принципов толерантности, политкорректности и мультикультурализма. Провести, если угодно, инициацию, обряд посвящения в цивилизованные люди. Хочешь быть «политиком«, в современном смысле этого слова — подставляй очко; а будешь сопротивляться — жди «гуманитарной бомбардировки» во имя защиты «мирных жителей». Ну и по-любому черенка в финале, куда без него. В этом смысле быть Кудриным даже легче, чем быть Медведевым: тому, по крайней мере, не приходится беспокоиться за свою невинность.