И еще, оттуда же:

И всё же: есть ли у сегодняшней России какие-либо шансы на «мягкий», бескатастрофный сценарий модернизации – экономической, технологической, культурной?

Традиционная претензия к нынешней российской власти – что при ней плохо работают так называемые «лифты вертикальной мобильности», т.е. те социальные механизмы, которые обеспечивают приток свежих кадров на вершину социальной иерархии. Увы, большинство крикунов, требующих немедленной «ротации элит», «смены панелей», «кадровых обновлений» и т.п., главного, как правило, не договаривают. Реальный драматизм тезиса о кадровой революции состоит в том, что лифты вертикальной мобильности нормально работают только в том случае, если они работают в обе стороны – как «вверх», так и «вниз». Иными словами, для того, чтобы открыть «сто тысяч новых вакансий», нужно, чтобы начали работать механизмы освобождения занимаемых должностей. Как мягкие – в виде перевода отставников в состав экспертных структур, в кадровый резерв власти и просто на почётные синекуры, так и жёсткие – в виде перемещения с «тёплых» мест на «прохладные». В сегодняшних условиях, когда коррупционные склейки – это и не склейки уже, а единые административно-хозяйственные комплексы с прямой и быстрой конвертацией власти в деньги и денег во власть, это означает практически невозможность «мягкой» ротации кадров – даже почётно-пенсионные синекуры имеют тенденцию к превращению в клановые сообщества.

В этом смысле преимущество «жёсткого сценария» — в том, что при нём процесс обновления кадров устроен не в пример более просто. Не нужно задумываться о том, куда девать тех, кто смещается с высоких позиций,  и как они будут использовать свои знания и связи в качестве отставленных и обиженных. Их можно  либо расстрелять, либо посадить, либо, на худой конец, отправить на картошку. И ни у кого не возникнет по этому поводу вопросов – поскольку у любого, кто решится их задать, появится шанс повторить ту же траекторию.

Я – последовательный сторонник «мягкого» сценария. Но именно поэтому я считаю необходимым делать его более надёжным и гарантированным, чем жёсткий.

В пользу жёстких сценариев всегда говорит прочность инструментов. Мягкий же сценарий должен проводитьcя в жизнь более твёрдой рyкой, чем жёсткий. Он меньше допускает слабости, он оставляет куда меньше пространства для сомнений и колебаний, и не оставляет вовсе для метаний и непоследовательности.

Кроме того, мягкий сценарий – это целый ряд дополнительных условий, требующих отдельной работы по его обеспечению. Например, мягкий вариант требует гарантий, что в ближайшие 20 лет не случится масштабная война, в которую мы окажемся втянуты. А следовательно, дополнительные усилия по поддержанию международного мира тоже должны быть естественной частью любого »мягкого» варианта.

Любое промедление всегда увеличивает шансы жёстких сценариев; любая потеря или ослабление контроля компенсируется ростом жестокости. Я с симпатией отношусь к умеренным и вменяемым политикам 1917 года, и с недоверием отношусь к фанатикам типа Ленина, но я не хочу разделить судьбу этих умеренных, уступив cтрану какому-нибудь «ильичу» с броневика. И это — предельная рамка любой умеренности. Надо учитывать опыт поражений, но нельзя повторять, воспроизводить снова пораженческую логику.

Установка на минимизацию насилия – но не в ущерб задачам! «Жалеть — значит не жалеть!» — принцип генерала Панфилова. Идея минимизации насилия означает, что там, где его возможно НЕ применять, его НЕЛЬЗЯ применять. Но это значит также и то, что там, где его НЕвозможно НЕ применять, применять его необходимо; и любой отказ от этого принципа означает передачу власти в руки какого-то другого субъекта.  Который, естественно, самой логикой маятника инферно обречён на бОльшую жестокость и бОльшее насилие, чем предшественник.

Причина этого – в том, что политические задачи, будучи поставлены и приняты всеми, дальше начинают жить в своей логике, и может оказаться, что эта логика перемалывает или отменяет их постановщиков.