Товарищ Шохин, если кто помнит, месяц назад вышел с инициативой отложить отправку «одноруких бандитов» в резервации – ну, видать, были тому причины. Ира Плещёва, умница-красавица, ага-ага, замутила в ОПРФ круглый стол по вопросу. Аз грешный тоже, со своей стороны, принял самое деятельное участие в его организации. Но, на беду, аккурат в оный день, когда все великие начальнеги смогли наконец совпасть в одно время в одном месте на Миуссах, сам я оказался зашвырнутый на другой конец географии, в богоспасаемый град Владивосток. А посему пришлось, будучи в небесах Родины, изваять тезисы несостоявшейся Зожыгательной Речуги и переслать их в миуссы эпистолярно, а попутно уж тиснуть и здесь, на обозрение почтеннейшей публики.
—————-
«Игорный рынок: интересы бизнеса или интересы общества?»
Тезисы к круглому столу
1.
Предложения РСПП по игорным зонам отражают взгляд на проблему исключительно с позиций status quo современной российской экономики. Это важная, но далеко не единственная из возможных точек зрения. Принятие во внимание только её оставляет за рамками как социогуманитарные аспекты проблемы, так и долгосрочные интересы экономического развития страны.
Так, РСПП в письме на имя А.Л.Кудрина указывает, что игорный бизнес на данный момент – это более 600 тысяч рабочих мест по всей стране, в то время как кадровая ёмкость всех четырёх проектируемых игорных зон, вместе взятых – не более 50-60 тысяч рабочих мест. И, соответственно, буквальная реализация закона об игорных зонах означает для рынка труда потерю более чем полумиллиона рабочих мест, что преподносится как своего рода катастрофа.
600 тысяч занятых в отрасли – это, судя по всему, данные самих её представителей. Ни официальная статистика Росстата, ни какие-либо другие источники эту цифру не подтверждают. Опрос независимых экспертов по рынку труда и мониторинг существующих баз данных по трудоустройству также не позволяют сделать вывод о том, что мы действительно имеем дело с подобной цифрой. Тем не менее, даже если взять именно эту цифру за основу, трудно согласиться, что потенциальное высвобождение такого количества занятых в этой сфере представляет собой столь серьёзную опасность для экономики.
Российская экономика в её нынешнем состоянии вовсе не характеризуется острой проблемой безработицы. Безработица сегодня носит преимущественно очаговый характер, являясь специфической проблемой тех немногих регионов, где налицо одновременно высокая рождаемость и низкий уровень экономического развития. В большинстве же остальных регионов всё более актуальна вовсе даже обратная проблема – растущий дефицит трудовых ресурсов. Который уже сегодня становится тормозом экономического развития, в особенности – крупных инвестиционных проектов в целом ряде российских регионов. И мы прекрасно знаем, что в перспективе 2009-2020 гг. при сохранении существующих темпов роста экономики эта проблема будет только усугубляться – по демографическим причинам.
Опасения бизнес-лоббистов ещё можно было бы понять, если бы мы имели дело с отраслью, в которой усилиями высококвалифицированных специалистов создавалась большая добавленная стоимость, и от налогов с этих денег в значительной степени зависела бы доходная часть «консолидированного бюджета» страны. Или хотя бы на таковую отрасль делалась ставка в стратегических планах её развития. Тогда сокращение такой отрасли действительно было бы проблемой для всей национальной экономики. Однако ничего подобного здесь не наблюдается. 31 млрд.руб. налоговых поступлений, на который ссылается РСПП, в расчёте на 600 тысяч занятых (примем эту цифру) – это менее 52 тыс.руб. налоговых поступлений в расчёте на одного занятого в год; что в сравнении с другими отраслями хозяйства – не только сырьевыми, но и многими перерабатывающими – более чем скромная цифра. Это даже если не брать в расчёт все пресловутые издержки и риски, которые несёт не только государство, но и российское общество в целом от функционирования этой индустрии.
Такие цифры вполне объяснимы. Мы имеем дело с отраслью, в которой, если судить по данным агентств по трудоустройству, основной банк вакансий – это сравнительно низкозарплатные позиции, как правило, даже не требующие высшего образования; для их занятия достаточно лишь относительно кратковременных тренингов и стажировок. При этом, поскольку вся игорная инфраструктура создана в течение последних 15 лет, в ней заняты в основном молодые люди. Что подтверждает анализ требований к соискателям, претендующим на занятие вакансий в этой сфере: типичный пункт – «до 45», а то порой и «до 30 лет». Следовательно, это люди – по возрастным причинам – высокоадаптивные, способные к переобучению и освоению новых для себя сфер деятельности. Таким образом, бОльшая часть занятых в этой сфере в итоге скорее выиграют от переквалификации и смены профессии. Как выиграет и весь остальной российский бизнес, получив такое количество потенциальных претендентов на вакансии в своих перспективных инновационных проектах.
Поэтому как таковой аргумент о возможных негативных экономических и социальных последствиях сокращения и локализации игорной индустрии следует признать несостоятельным.
2.
Более серьёзного рассмотрения заслуживают высказанные РСПП доводы относительно реализуемости закона об игорных зонах уже к середине 2009 года. Да, действительно, из середины 2008-го и само решение, и заявленные сроки реализации – как в целом, так и в деталях выглядят поспешными, непродуманными и половинчатыми. Если мы решаем, что азартные игры – это безусловное зло и в легальных формах существовать у нас в стране не могут, тогда надо было бы по примеру президента Чечни Р.А.Кадырова ввести полный запрет на легальную игорную деятельность и сориентировать правоохранительные органы на безжалостную борьбу с автоматически возникающей в этом случае нелегальной.
Лично я – сторонник именно такого подхода. Конечно, нет иллюзий, что административный запрет приведёт к полному искоренению азартных игр. Однако тут более важна этическая функция публичного запрета: каждый отец семейства, направляясь с получки в игорный притон, будет знать, что он не только подвергает многочисленным рискам себя и своих близких, но ещё и участвует в совершении правонарушения. А это резко меняет уровень «порога решимости».
К сожалению, приходится констатировать, что такая мера будет по-настоящему эффективна только при достаточно высоком уровне общественной морали, которая к тому же должна в большой мере совпадать с писаным правом. В современном российском обществе на данный момент ни того, ни другого пока не наблюдается. Поэтому сегодня мы можем говорить лишь о той мере давления и регулирования, которая не войдёт в острое противоречие с массовыми представлениями о пределах допустимого.
Однако если рассмотреть с этой точки зрения предложения РСПП, они по меньшей мере вызывают вопросы.
В письме Кудрину предлагается, отсрочив реализацию концепции игорных зон на 5 лет, ввести некие временные правила организации игорных заведений в черте города. Давайте не будем лукавить: в России «нет ничего более постоянного, чем временное». В этом смысле правила, вводимые как «временные» на 5 лет – это, в перспективе, прототип закона. В каковой они автоматически превратятся в случае, если через эти самые 5 лет выяснится, что никакой инвестор в наши «лас-вегасы» так и не пришёл (в т.ч. и потому, что клиент как играл, так и играет непосредственно в городе, и ехать в тьмутаракань не рвётся), а значит, затею эту стоит похоронить. Путь в означенном направлении уже указал сам же глава РСПП А.Шохин, публично закопав проект ростовско-краснодарской зоны с диагнозом «несовместимость с Олимпиадой-2014». Правда-то в том, что южный проект – ещё, пожалуй, наиболее реалистичный из всех четырёх.
Вот и рассмотрим эти правила, временно забыв о приставке «временные».
Основа предложений РСПП – прописать минимальную площадь игорных залов. Это разумная мера в том смысле, что она ликвидирует большинство мелких игорных точек в общественных местах, сконцентрировав игорную активность в ограниченном количестве крупных специализированных помещений. Однако она совершенно недостаточна в том смысле, что никак не решает проблему снижения рисков среди наиболее уязвимых массовых категорий – людей со средним и ниже среднего уровнем дохода. Как гарантировать, что деньги, которые человек приносит в зал игровых автоматов – это именно безопасные в социальном отношении излишки, а не последние отнятые у семьи средства к существованию? Что это хотя бы его собственные деньги, а не взятые им взаймы или в кредит в расчёте «отыграться и отдать»? Или, пуще того, украденные с этой же мыслью (что тоже не редкость)?
Понятно, что стопроцентных гарантий быть не может. Но если мы принимаем отражённый в т.ч. и в письме РСПП подход, согласно которому игровой бизнес необходимо целенаправленно смещать из массовой зоны в зону luxury (т.е., попросту говоря, «только для богатых»), то, по меньшей мере, имеет смысл установить в виде обязательного требования перед допуском к игре предъявление потенциальным игроком декларации о доходах – и, соответственно, нижний порог минимального месячного дохода на человека. И вот тут уже не надо ныть, что тогда в залы игровых автоматов вообще никто не будет ходить: захотят выжить – найдут общий язык со своими постоянными клиентами.
Есть и другие возможности. Например, можно зафиксировать предельный размер суммы, которую один посетитель имеет право за один раз оставить в зале игровых автоматов (если уж так хочется вообще сохранять эти «казино для бедных»). Одновременно построив систему персональной регистрации игроков, ограничивающую число возможных посещений ими игорных заведений за определённый период времени. Хорошо известно, что крупные игровые сети уже многие годы ведут базы учёта своих постоянных клиентов, так что никакого принципиального новшества тут не будет.
Всё это – жёсткие меры на грани вмешательства в privacy, но гораздо хуже – исковерканные судьбы, разбитые семьи, убийства и самоубийства.
3.
Отдельно – по поводу собственно «игорных зон». То, что бизнес в них не верит и не хочет туда идти – неудивительно. Принцип целенаправленного территориального планирования вообще крайне плохо приживается в современной городской России с её «уплотняющей застройкой», «финансово-строительными пирамидами», невероятным хаосом и коррупцией в сфере землеотводов и зияющей пустозвонностью абсолютного большинства региональных и местных «стратегий развития» – особенно в проектно-градостроительной их части. По жизни это значит, что если человек привык жить в таком пространстве, где офис, церковь, элитный жилой дом, рынок-«толкучка», аварийная бревенчатая хибара, вокзал, средняя школа и бордель вполне могут располагаться друг за другом на одной и той же улице, представить себе специально оборудованный «город развлечений» он вряд ли в состоянии. Тем более если он – как большинство капитанов нашего игорного бизнеса – максимально заточен под извлечение прибыли именно из этой ситуации недифференцированной, хаотичной городской среды.
Идея жёстко «пристегнуть» игровую сферу к туризму, следы которой имеются в предложениях РСПП, содержит один существенный дефект: для её реализации нужно, чтобы у нас в стране по крайней мере существовал массовый и капиталоёмкий туристический сектор. В котором вдобавок была бы высока доля именно «развлекательного» туризма. Ничего подобного не наблюдается – ни сейчас, ни в перспективе тех самых «пяти лет». Иностранные турпотоки в Россию скорее уменьшаются – в той мере, в которой у нас дорожает жизнь и ветшает инфраструктура интуризма (ещё советская в своей основе). Российский же турист всё более переориентируется на дешёвые заграничные курорты, существенно опережающие по соотношению «цена-качество» отечественные зоны массового отдыха. Внутристрановая мобильность падает – даже несмотря на взрывную массовую автомобилизацию. Никаких кардинальных предложений по преодолению этих тенденций ни в Стратегии-2020, ни в концептуальных документах профильных госструктур нет. И на этом фоне идея крупных негородских игорных зон выглядит выстрелом в пустоту.
Осенью 2007 г. делегация комиссии ОПРФ по региональному развитию имела возможность изучить на месте ход реализации проекта игорной зоны в Республике Алтай. Неработающий аэропорт, перегруженный двухполосный (!) Чуйский тракт, полное отсутствие необходимой инфраструктуры в «пятне застройки» потенциальной зоны, и при этом уже возникший в регионе острейший дефицит стройматериалов, который потянул за собой заоблачную себестоимость строительства – всё это позволяет предполагать, что в части оценки реалистичности идеи запуска игорных зон уже к лету 2009 года письмо РСПП вполне адекватно описывает ситуацию.
Да и не понимает пока никто, зачем нам так резко понадобились «к завтрему» сразу четыре «российских Лас-Вегаса» в разных «медвежьих углах» нашей Родины. Просто для того, чтобы хоть куда-то деть ставших ненужными одноруких бандитов и их обслуживающий персонал?
4.
Last but not least. В инициативах РСПП, среди прочего, есть предложение «создать контролирующий орган», который бы следил за соблюдением правил в игорном бизнесе. Как член Общественной Палаты РФ, не могу не выразить недоумения своему коллеге А.Н.Шохину в связи с этой идеей. Неужели и лидеры гражданского общества тоже наследуют извечной манере российской бюрократии к каждой вновь открывшейся проблеме учреждать особую начальственную структуру по её упромысливанию? Неужели опыт не учит нас тому, что таким образом означенная проблема делается, во-первых, хронической и нерешаемой, а во-вторых, расширяет и без того бескрайнее поле коррупции до новых горизонтов?
Из стен ОПРФ были бы куда более уместны инициативы другого рода, более близкие нам по профилю. Например, в ходе дискуссии выяснилось, что точной статистики по игромании и связанным с ней событиям (разводам, убийствам, самоубийствам, имущественным преступлениям, попаданиям в клиники и т.п.) не существует. При том, что поток информации о случаях такого рода является эмпирически наблюдаемым фактом, на который стороны ссылаются в своих спорах. Так почему бы не учредить силами ОП РФ специализированную НКО, которая бы взяла на себя неблагодарную миссию регулярного мониторинга этой ситуации – с тем, чтобы и у отраслевых лоббистов, и у гражданского актива появилась возможность предметно обсуждать проблему с цифрами на руках? А силами РСПП, раз уж его члены так озабочены проблемами игорного бизнеса – организовать грант на эту деятельность? Думается, в таком независимом мониторинге были бы заинтересованы все без исключения стороны – и бизнес, и гражданские активисты, и власть, и общество в целом.
Прошу считать это своим предложением в резолюцию «круглого стола», если таковую решат принять.