Имяславие ХХI века
Опыт имеет свойство обретать форму суждения, оформляться категориями, находить, наконец, свое выражение в слове. Сама реальность обретает себя в слове, в нем проясняется и через него открывается. В слове реальность оборачивается мыслью, становится именем, т.е. реальностью осмысленной или словом исполненным. Слово опредмечивает реальность, а имя творит ее.
Эта беспрецедентная трактовка сущности слова — главная заслуга русской философии имени; в этом смысле она — своеобразный итог самовыражения отечественной культуры в развитой форме философского творчества. Было бы несправедливо относиться сейчас к этому явлению начала прошлого столетия исключительно как к чему-то из археологии русской мысли. Тем более что выдвижение языка в качестве центральной философской темы характерно для ХХ в.; на Западе эта тенденция представлена в лингвистической философии, у Витгенштейна, у Хайдеггера, в герменевтике, не говоря уже о всем многообразии постмодернистских школ. С этими интеллектуальными движениями связывается радикальная переориентация современного типа культуры от просвещенческой классики к неклассическому культуротворчеству. С самыми радикальными последствиями для стилистики общественной жизни, хозяйствования и всего многообразия форм творчества, т.е. в полном смысле слова модернизации человеческого пространства.
Специфичен в этом смысле пройденный нами путь модернизации. Мощный импульс словесной экспансии, осуществленный в период русской революции и приведший к уникальной по темпам индустриализации страны и интенсивному освоению «светских» форм культуротворчества — от науки до искусства, очень быстро был свернут в пользу традиционалистской культурной модели; по Ортеге-и-Гассету, речь идёт о феномене «исторического камуфляжа». За видимой модернизацией фактически произошло перемалывание того импульса, который на той стороне Европы в полной мере дал о себе знать после эры мировых войн и был обозначен через понятие глобализма. После того, как мы в 90-х годах драматическим образом «открылись», вновь актуализировался вопрос о размежевании с классической эпохой. Не случайно все наши современные интеллектуальные школы начинаются с обозначения принадлежности к неклассическим формам и стилистике деятельности.
Русская философия имени — это, наверное, единственный успешный опыт неклассической альтернативы, которая родилась в русле отечественной культуры философского мышления и по своим историческим корням в полном смысле автохтонна. И коль скоро издержки нынешней открытости России обнаруживаются в «глобализме», который воспринимается как главная причина нашего «кризиса субъектности», один из самых очевидных путей рефлексии — посмотреть на глобализм с точки зрения имяславской традиции.
Дело в том, что даже самые яркие аватары глобализма, начиная от колониального набора в ларьках конца 80-х и заканчивая обогатившим наш язык глоссарием потребительских технологий, дают гораздо меньше поводов для разговоров о нём, нежели alter ego глобализма — антиглобализм. Явление, до недавнего времени нам неведомое.
В Африке к югу от Сахары…
Итак, не только свободные науки и искусства прорастают на благодатной почве нашего отечества. Как это не раз случалось, сытая и счастливая жизнь омрачается ростом у некоторой части населения разного рода метафизических запросов. Видимо, с этим связано и резкое обострение интеллектуального антиглобализма, в результате одного из которых на свет появился сборник статей под названием «Глобализация сопротивления: борьба в мире»1. В целом книга познавательна и полезна, особенно тем, что наконец то знакомит русского читателя не только с немилым сердцу Западом, но и, к примеру, с таким экзотическим регионом, как «Африка к югу от Сахары». Где, понятное дело, всё гражданское общество вкупе с многочисленными женскими, студенческими и профсоюзными организациями поднялось на борьбу с глобализмом. В принципе врожденный пиетет перед импортными авторами не дал бы усомнится в их глобальной гражданской ответственности, если бы сборник не был приправлен рассуждениями наипервейшего и уважаемого отечественного антиглобалиста-интеллектуала — доктора экономических наук, профессора МГУ им. М.В.Ломоносова и т.д. и т.п. А.В.Бузгалина.
Справедливости ради надо сказать, что в отличие от других авторов книги А.В.Бузгалин, как это ни странно, не антиглобалист. Напротив: он двумя руками за глобализацию. Но только не за такую, которую навязывает миру Америка в интересах «новой номенклатуры «большой восьмерки»», а за ту, что будет во главе с феминистками и мультикультуралистами, за глобальность «сетей сторонников свободного распространения знаний, сотен и тысяч других движений». Имя им — альтерглобалисты. Подобный размах если и не наводит ужас, то некоторую озабоченность все же вызывает, а восьмерка хоть она и осьмерка, но все же кажется более человечной на фоне этих сотен и тысяч сетей прогрессивных сил.
Если слить всю воду, то альтерглобалист Бузгалин негодует по поводу неравномерного распределением мировых богатств и предлагает ввести налог в размере 0,5% на мировые финансовые спекуляции, выделить «несколько процентов личного состояния нынешними миллиардерами», или — миллиардеры вздохнули — «хотя бы на десяток процентов» сократить военные расходы стран НАТО», что «позволит решить за 5-10 лет проблемы голода, жилья, здравоохранения и образования для беднейшего миллиарда человечества». Собственно, это и все.
Мудрено понять мотивы московского профессора, побудившие его пугать нас страшилками про глобализм и выписывать при этом весьма экстравагантные рецепты (любопытно, кстати, как отреагировали бы на них достойные борцы из Африки к югу от Сахары). Дело здесь не в том, что Бузгалин недостаточно искренен. Скорее, речь идет об обиде (возможно, и имеющей право быть), которая заключается в том, что раньше мы плакали над несправедливостью некрасовского «У парадного подъезда», а теперь голодные слезы африканских детей искупают положенную порцию гамбургеров для негра-демократа или белого-республиканца. Однако констатация того, что мироеды теперь орудуют в глобальном масштабе, хотя и вызывает праведный гнев, однако, как видно, еще не является поводом для положительного и окончательного осуждения глобализма в пользу его alter ego в бузгалинском варианте.
Про то, зачем нужно было вступление про русскую философию имени
Глобализм начался не тогда, когда негр в Африке лёг под пальмой пить коку, и даже не тогда, когда в Москве выстроилась очередь на дегустацию гамбургера, а тогда, когда негр пошел в сторону к югу от Сахары, а герр профессор пошел к письменному столу и написал слово «альтерглобализм». И вот почему.
«В начале было Слово». Известно, что человек стал сотворцом мира, когда «Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя сей». Подобие человека Богу выразилось в том, что он получил слово, которое и сделало его властным над природой, обратило её в реальность и побудило к жизни, что стало окончательного моментом в сотворении мира. Это слово было абсолютно прояснено по отношению к реальности, его «телесная» сторона не была отделена от смысловой. Современные понятия о внешней и внутренней форме к этому слову неприменимы, ибо здесь мысль и слово — в таинственных для нас отношениях «нераздельного и неслиянного» единства. Воистину, Словом творился мир.
Что касается нашего слова, т.е. слова исторического — оно, согласно русским имяславцам, требует своего просветления, обнаружения этого единства. Отсюда вытекает значение человеческого языка, который не дает нам окончательно утратить свою власть над природой и оставляет возможность для ее преображения, а в конечном итоге — и для той жизни, которую иногда называют «совокупностью надбиологических программ человечества»2.
Рождение слова — это тайна, совершающаяся тогда, когда мысль и слово, плоть и дух имени находят друг друга. Человеческое словотворчество, которое рождается самой жизнью, связано с обнаружением связи мысли и слова. Сам человек становится человеком только после того, как произошло его именование именем собственным. Этим актом человеку дается не кличка или метка, но обозначается его принадлежность к реальности имени.
Очевидно, что и до сих пор мы сталкиваемся с необходимостью именовать реальность, т.к. эта зыбкая связь мысли и слова, которую мы сохраняем, подвержена разрушению, что актуализирует нашу способность к словотворчеству. Зачастую приходится прибегать к образованию понятий через квазислова, которые — как, например, устоявшиеся аббревиатуры или научные термины, тем не менее, получают свой определенный смысл. Если в естественном языке связь мысли и слова утратить практически невозможно — что подтверждается возможностью расшифровки даже мертвых языков — то в случае с квазисловами расщепление заданной самим человеком смысловой связи приводит к появлению мёртвых слов с пустыми смыслами. Которые, по внешней форме оставаясь знаками, указывающими на что-то, на самом деле указывают в никуда. Подобные слова-паразиты закрывают перед носителем языка реальность, и являются в собственном смысле не словами, а пустыми словоформами.
Именно это обычно имеют в виду, когда говорят об опасности механического заимствования иностранных слов. Но эта опасность наступает не в результате самого переноса. Любой язык обладает способностью к своеобразному перевариванию их смыслового значения под свой собственный исторический опыт (скажем, в английском «killer» — это просто убийца, а в русском киллер — это человек, профессионально убивающий за деньги). Гораздо хуже, когда такие слова утрачивают вложенный в них новый смысл, но при этом остаются в языковом пространстве. Подобные слова («демократия», «приватизация», «реформы», «либерализм», «ваучеризация», «деноминация» и т.п. вплоть до «монетизации») своим тайным для нас смыслом оказались настолько магичны, что их силой было разрушено целое социальное и государственное устройство. Но практически тут же мы стали наделять их собственными смыслами, трактуя в очень отдаленном контексте по сравнению с их изначальными значениями. Фактически эти слова были превращены в понятия, которые расшифровываются живым языком (демократия = безвластие, приватизация = воровство, реформы = передел и т.д.).
Антиглобализация
С пришедшим к нам понятием «глобализм» все достаточно просто. Из изначально нейтрального, обозначающего влияние общечеловеческих, мировых процессов на судьбы каждого человека оно стало оценочным, получило функцию обозначать отношение говорящего к обозначаемому явлению. В отличие от естественного слова, которое не может утратить своей связи со смыслом, искусственные понятия поддаются этому по человеческому произволу. Понятие оказывается пустой телесной формой для смысла, «временным заменителем» настоящего имени. И если под «глобализмом» понимается размывающая имена экспансия смыслов, формулой выживания для национальных культур становится сопротивление этой экспансии. Но для этого внутри каждой культуры вырабатываются свои уникальные механизмы, и единственно возможный ответ глобализации — оставаться самими собой, сохранять то главное, что определяет лицо и имя данной культуры в мировом пространстве. В этом смысле процессу, называемому «глобализацией», всерьёз противостоит лишь архитектура многообразия исторического и человеческого, множественность слов и языковых систем, и проистекающее из неё многообразие культур.
Глобализация — это когда, скажем, уникальное имя денег твоей страны заменяется чужой и безликой сущностью — «евро» в Европе или «доллар» в странах, введших у себя currency board. В этом смысле одна из самых героических страниц истории нашей культуры — это борьба русскоязычного сознания с долларовой экспансией. Доллары, оказавшиеся в условиях инфляции главной и единственно устойчивой валютой, довольно быстро стали баксами, зеленью, капустой — но и эти «снижающие» понятия всё равно подразумевали под ними функцию денег. И тогда на свет появилось гениальное «у.е.» в обиходном смысле — как нечто, дополняющее систему учёта в рублях. Осмеянный и дискредитированный «деревянный» остался единственной деньгой, а сумма, измеряемая в «уях» — это просто необходимое количество рублей по текущему курсу доллара.
Что под таким углом означает слово «альтерлобализм»? Словоформа, образованная на смысловой связи квазислова, того же понятия — «глобализм», говоря по-русски — чёрт знает что на чёрт знает чём. «Сопротивление глобализации» фактически загоняется в прокрустово ложе того же ряда явления. В этом смысле и «антиглобализм», и какой угодно «альтерглобализм» в подлинном смысле работает на глобализацию — ибо это пустое понятие, не имеющее своего уникального смысла, распространяет глобальное размывание и девальвацию смыслов на те сферы, которые «обычной» глобализацией до сих пор как будто охвачены не были.
Наверное, самая неприятная из личин чёрта — это маска пламенного борца со злом. Слово с краденым смыслом манипулирует реальностью гораздо эффективнее, поскольку неуязвимо для атаки «по смыслу», ибо вместо смысла у него — обрывки чужой правды, вполне себе подлинной. То, что противостоит «глобализации», не может называться ни «анти», ни «альтер»-глобализмом: эти слова не могут создать той связи между смыслом и именем, которая могла бы быть творческой, положительной силой ответа.
1 Глобализация сопротивления: борьба в мире/Отв. ред.С.Амин и Ф.Утар: Пер. с англ./Под ред. и с предисл. А.В.Бузгалина. — М., 2004. — 304 с.
2Определение культуры, данное акад. В.С. Стёпиным
http://www.russ.ru/pole/Alter-ego-globalizma
12.08.04 19:05