Новое

Ставка больше, чем Славнефть

Волосатая лапа не котируется на мировых фондовых рынках

Тендер по продаже «Славнефти» — мероприятие особой важности и особой значимости. Что и не мудрено. Рекордная для истории приватизации стартовая сумма почти в два миллиарда долларов, самый большой пакет акций, самый ценный государственный актив в нефтяной сфере, самые привлекательные возможности для влияния на ценообразование на внутреннем рынке нефтепродуктов… Но, кроме всего прочего, декабрьский тендер — открытый конкурс между 1997 и 2002 годами. Между допутинской и путинской Россией.

История российских олигархических групп изначально строилась на принципе взаимной конвертируемости административного и финансового ресурсов, по схеме деньги-власть-деньги. Традиционный российский тендер это соревнование, но не в том, у кого больше свободных и привлеченных средств, а у кого мощнее административный ресурс. Первая попытка хоть как-то (не более того) изменить данную практику и противопоставить лоббистскому ресурсу денежный была предпринята именно в 1997 году (ОНЭКСИМ, конечно, был не равноудален от госимущества, но он предложил действительно больше денег, чем конкуренты). С тех пор многое изменилось, семибанкирщина рухнула, а ее признанные вожди из прекрасного далека взирают за становлением новой системы взаимоотношений бизнеса и власти. Однако и сегодня главный вопрос — какой ресурс окажется мощнее: лоббистский или денежный.

«Славнефть» — не просто государственная компания. 75 процентов акций находятся в собственности российского государства (управляют ими Минимущество и РФФИ), чуть больше 10% — в собственности государства белорусского, а остальное – у трастовой компании, которой владеют ТНК и «Сибнефть». «Сибнефть», кроме того, владеет или имеет долю во всех дочерних компаниях «Славнефти». Тем, кто хоть сколько-нибудь знаком с экономической историей девяностых, это практически всё объясняет. В то время было два способа приватизации – «традиционный» и «по Березовскому». Традиционный заключался в том, чтобы правдами, а чаще неправдами заполучить контрольный пакет госпредприятия и поставить своих управляющих решением совета директоров. «Березовский» же заключался в том, чтобы купить не само госпредприятие, а его руководство. И в дальнейшем контролировать это руководство через вышестоящих чиновников, «приватизированных» точно таким же образом, и через дочерние компании, осуществляющие финансовое обслуживание, продажи и т.п. Как нетрудно догадаться, «березовская» схема была в десятки раз более дешёвой, хотя с определённого времени она и перестала быть «надёжной». Российские олигархи (отнюдь не только Березовский) активно пользовались обеими схемами, и в результате по-настоящему прибыльных чисто государственных компаний в стране сегодня практически нет: есть частные, и есть условно государственные, такие как «Славнефть».

В этих условиях власти с позиции государственных интересов можно действовать двумя способами: либо кардинально менять топ-менеджмент таких госкомпаний на заведомо «своих» людей, либо продавать эти компании по максимально возможной цене. Со «Славнефтью», компанией в самом деле прибыльной и успешной, государство раньше пыталось действовать по «первому» способу: менять руководство. И, как это часто бывает, такие смены ничего, кроме ущерба для компании, не приносили. Конфликты «старых» и «новых» гендиректоров, сопровождавшиеся традиционным «маски-шоу» и горами разнообразного компромата, стали практически регулярными, а абсолютно «своих» для власти руководителей так и не образовалось. В результате «Славнефть» решили продавать.

Ясно, что наименее заинтересованной в таком тендере структурой является та, которая де-факто контролирует компанию. Платить за то, что и так считал своим, крайне неприятно – даже в случае отсутствия конкурентов. А при их наличии, да ещё и в составе почти всей «первой пятёрки» нефтяного бизнеса России, становится ещё более грустно. Только и остаётся, что идти в знакомый кабинет с табличкой типа «Волошин», и пытаться по старинке «решить вопрос».

В девяностые мало кто приходил с мешком денег непосредственно на аукционы. Все шли в те самые кабинеты с табличками (захватив с собой этот самый мешок) и возвращались — кто со щитом, а кто на щите. Сегодня ситуация изменилась. Бизнес готов играть по «нормальным» правилам. Сургутнефтегаз сотрясает 4 миллиардами свободных средств, ЛУКОЙЛ продает азербайджанские активы, чтобы получить недостающее к тем трём миллиардам, которые у них есть на данный момент. ЮКОС, отказавшийся участвовать в аукционе, ведет переговоры с Сибнефтью (!!!) о кредите в миллиард долларов. Т.е. по правилам не значит тишь, гладь и Божья благодать — идет борьба, настоящая и жесткая, но от этой борьбы государство и его бюджет только выигрывают. Исходя из своих интересов, бизнес играет на государство: у большинства игроков стратегия состоит в том, чтобы если не победить, то поднять цену, чтобы победителю пришлось раскошелиться по полной. Более того, дело не только в задачах борьбы за конкретный ресурс. Сегодня одна из ключевых целей крупного бизнеса — получить ликвидные активы и тем самым увеличить свою рыночную капитализацию, проще говоря, котируемость акций на западных биржах. А при выходе на этот уровень бизнеса такой вид ресурса, как волосатая лапа, эксперты западных рейтинговых агентств просто не умеют оценивать.

Вопрос в том, готово ли государство соблюсти цивилизованные правила игры и выдержать давление лоббистов. Пока все говорит за то, что готово. Мало того, что стартовая цена назначена предельно высокой, так еще и конкурс объявлен не просто открытым, а беспрецендентно открытым — до сих пор телетрансляций с приватизационных аукционов ещё не было.

Однако, все это не значит, что новый подход уже одержал победу. Если на Западе не умеют оценивать административный ресурс, то здесь его очень даже умеют ценить и знают, каков его потенциал. Для многих аукцион по «Славнефти» — последний бой. В конце концов, на кону не просто крупный и доходный актив, но и дальнейшая судьба взаимоотношений бизнеса и государства.

Источник: http://www.publications.ru/comments/112475/

[fbcomments]

About Алексей Чадаев

Директор Института развития парламентаризма