Новое

Российский форум: год спустя

Год назад в Нижнем Новгороде закрылся «Российский Форум».

В последний день его работы, утром, можно было наблюдать любопытное зрелище. В огромном павильоне Нижегородской ярмарки, на главной площадке, награждали победителей конкурса культурных проектов. Главный приз получил новогодний ансамбль откуда-то из Ижевска. Разумеется, актеры устроили представление на «бис». Дед Мороз и Санта Клаус вкупе с целой армией снегурочек, чебурашек и микки-маусов кричали со сцены в зал сидевшим там министрам, губернаторам, депутатам, бизнесменам и полпреду Кириенко: «А теперь, дети, скажем все хором: елочка, гори!» На дворе, напоминаю, было 25 октября.

А по рядам, мимо сидящих в зале, в этот самый момент шли в пресс-центр Форума Глеб Павловский, Мария Слободская и Людмила Алексеева — на экстренную пресс-конференцию по случаю ареста Ходорковского. Повод был еще какой: буквально накануне вечером Ходорковский был на этом самом форуме, участвовал в работе одной из его секций. Однако пресс-конференция оказалась какой-то неяркой. То, что там скажут все ее участники, можно было за них написать заранее: режим, свобода, гражданское общество, «попытка навязать свою волю большинству» (Павловский) и т.п. Ужасно хотелось посоветовать выступающим — плюньте вы на формат, перестаньте быть предсказуемыми; китч так китч — тащите прямо со сцены сюда под камеру Деда Мороза с Санта Клаусом; пусть лучше они выскажут свое отношение к новому политическому году и новой политической эпохе.

Слева же от Павловского маячило пустое кресло, перед которым стояла табличка: «Элла Памфилова, спецпредставитель Президента РФ по правам человека». Сама Памфилова в этот момент с кем-то фотографировалась в другом конце ярмарки.

Неудивительно, что Форум в том виде, в котором он проходил, стал последним. И многие даже заговорили тогда о том, что сам проект построения институтов гражданского общества «сверху», начавшийся на заре первого срока Путина, потерпел катастрофу.

Что это было

Вопрос построения качественной системы обратной связи между властью и населением — это вопрос выживания власти.

То, что парламентская демократия в ее нынешнем виде эти функции не выполняет, стало окончательно ясно после думских выборов 1999 года, где расклад мест в парламенте скорее фиксировал итоги борьбы начальственных кланов, нежели отражал реальный социально-политический спектр России. Вдобавок въяве обозначилась ущербность партийной системы в ее главном компоненте: партии перестали аккумулировать и представлять чьи-либо интересы, кроме интересов своих лидеров и своих спонсоров.

Кроме того, на горизонте светил признак социальной катастрофы для урбанизированного большинства русского населения. Окончательное разрушение всех систем общественной связанности «советского образца» дало немыслимые преимущества «альтернативным», нелегальным связям и связанностям. Именно этим объясняется масштабная хозяйственная экспансия национальных диаспор (и особенно — этнического криминала), землячеств («братвы»), цеховых сообществ («оборотни в погонах») и т.п. («афганцы», «спортсмены» etc.). Осознав свою абсолютную обреченность в хозяйственной конкуренции с «мафиями», «атомизированные» люди стали обращать к государству все более жесткие требования по защите своих интересов, и эти требования росли по мере посткризисного роста потребностей.

Однако возможностей ответить на эти требования у власти не существовало, поскольку все эти процессы происходили в «серой», непрозрачной зоне — даже не с точки зрения закона, а с точки зрения самих принципов права. Государство не может дискриминировать кого-то на том единственном основании, что у них (в отличие от большинства) есть преимущества в виде спаянных групп родственников, сослуживцев или «корешей». С другой стороны, власть оказалась перед страшной угрозой: если бы она продолжала придерживаться принципа равенства прав в ситуации все более увеличивающегося фактического неравенства возможностей, она стала бы чужой для значительного большинства населения.

Единственный способ преодолеть эту угрозу — создание (или воссоздание) современных, институциональных систем общественной связанности — профессиональных и цеховых союзов, женских, детских, молодежных и территориальных организаций, объединений взаимопомощи, правозащиты, разного рода лоббистских групп — всего того, что в сумме называют «третьим сектором», «некоммерческими организациями» и т.д. Именно развитая сеть таких структур мыслилась как главный инструмент по ресоциализации людей, выравниванию «стартовых условий» существования для большинства.

Однако первый «штурм» этой проблемы со стороны начальства не принес почти ничего, кроме полезного и поучительного опыта.

Опыты и результаты

Главной проблемой, как всегда, оказался дефицит методов, помноженный на дефицит времени.

Первое, с чего начали — решили собирать съезд. То, что он назван был Гражданским форумом, суть меняло мало — интерпретативные схемы в головах нашего чиновничества работают именно так: услышав какое-нибудь новое слово, они ищут ему аналог в своем предыдущем управленческом опыте, и, сопоставив, делают так, как привыкли. В итоге первые Гражданские форумы оказались настоящими профсоюзными съездами: в Кремле, со всею помпой, широким медиаосвещением, выступлениями президента — но практического выхода эти мероприятия дали убийственно мало; если, конечно, не считать таковым моральное удовлетворение у некоторой части гражданских активистов от того факта, что «начальство нас не забыло».

Наследовавший им Российский форум, проводившийся в Нижнем Новгороде, выгодно отличался от них по нескольким параметрам.

Во-первых, начальство там представляла не верховная власть, а ответственные чиновники по профильным направлениям: вице-премьер по социалке, министры труда и образования, глава Пенсионного фонда… Это, вкупе с «нестоличностью» места проведения, лишало мероприятие пафосности, зато делало его куда более практическим.

Во-вторых, сами гражданские активисты начиная с какого-то момента научились понимать, что необходимо разговаривать с властью не от лица «общества в целом», как это они пытались делать всегда, а от лица только своей, довольно узкой группы интересов. Это также оказало весьма положительное влияние на коммуникацию.

Однако кардинальным прорывом он тоже не стал — и тому есть более глубокие причины, чем просто издержки формата.

Во-первых, наши гражданские активисты, возглавляющие зачастую в одном лице по десятку организаций, в действительности очень мало кого представляют. Среди них огромный процент занимают «пожиратели грантов», паразиты и городские сумасшедшие. Однако даже те из них, кто занимается какой-то реальной деятельностью (скажем, спасает от разрушения исторические памятники) — как правило, не умеет находить своим инициативам сколь-нибудь широкой поддержки и всегда выступает только от собственного имени.

Во-вторых, сама власть к 2003 году уже изрядно утратила под наркозом стабильности чувство реальности. У нее появилось снисходительное настроение начальства, из вежливости выслушивающего всякую суетливую братию — но ровно до тех пор, пока у нее есть на то время.

И если бы только одни министры! Я помню, как на том же Российском форуме днем одновременно работало пять разных секций, и везде была одна и та же картина маслом. Сидит президиум, что-то обсуждает, посреди обсуждения откуда-то берется известный московский политолог М. с мобильником, приложенным к уху, дожидается конца последнего выступления, без очереди идет к микрофону, произносит свою речь и сразу после этого точно так же с мобильником у уха бежит на следующую секцию — где делает точно так же и говорит то же самое. Подпись к картине, очевидно, должна быть такая: «диалог московских элит с российским гражданским обществом».

Наконец, в-третьих: формат профсоюзного съезда все-таки слишком тяжеловесен для сотен и тысяч маленьких структур с их весьма подчас «эксклюзивными» проблемами.

Будущее

Сегодня всерьез обсуждается вероятность того, что будущая Общественная палата станет постоянно действующим аналогом Гражданского/Российского форума. Вдвойне жаль, если все там будут начинать заново, без анализа опыта и ошибок предыдущих лет работы.

Нельзя до бесконечности плодить фантомы и легализовывать виртуальные структуры. Пора задуматься и о том, как легализовать и включить в каком-либо виде в социальное пространство «серую зону» НКО — землячества, диаспоры и цехи; все то, чего нет на бумаге, но что гораздо реальнее и могущественнее, чем многие признанные гражданские организации, у которых нет ничего, кроме названия.

Нельзя с самого начала создавать впечатление имитаторства и показухи, как это происходит обычно. Русский чиновник привык ломать перед начальством комедию и делать по-своему, попросту переводя свои архаические «понятия» на язык новых лозунгов; идея же выслушивать «каких-то там сумасшедших» и тем более делиться с ними хоть какой-то частью власти ему органически чужда. Собственно, это главная причина того, почему так много блинов в этой сфере вышло комом.

Нельзя, наконец, не понимать, что ответить на предложение власти обсуждать ее собственные проблемы попросту некому. А значит, власти необходимо отдать главную свою монополию — право ставить проблемы в общенациональную повестку дня. Либо же смириться с тем, что вся эта гражданская деятельность будет суетой прихлебателей на фоне потемкинских деревень.

Если, конечно, в самом деле не хотели именно этого.

Источник: http://old.russ.ru/culture/20041026_cron.html

[fbcomments]

About Алексей Чадаев

Директор Института развития парламентаризма