Президента Путина в Кремле сменил президент Медведев. Однако эпохе Путина пришла на смену вовсе не эпоха Медведева. Эпоху Путина сменила эпоха Мирового Кризиса. Именно Кризис, хотим мы того или нет, является сейчас осью событий, субъектом политики #1. В первую очередь действует он. И лишь во вторую очередь, в привязке к Кризису и его логике действуют все остальные – и президент Медведев, и премьер Путин, и все прочие индивидуальные и коллективные субъекты политики.
Кто говорит с нами «от имени и по поручению» Кризиса? Пока – в основном цифры. Фондовые индексы, «антикризисные» миллиарды из начавших таять резервов Стабфонда и ЗВР, курс доллара и евро в обменниках, цены на прилавках…
Кто ещё? Сводки мировых новостей. С 4 ноября у Мирового Кризиса наконец появилось хоть какое-то лицо – это лицо нового американского президента Обамы. Обама и Кризис – близнецы-братья, как Ленин и Партия. Чем ниже падали индексы, тем убедительнее звучало обамовское «change».
Тёмное на чёрном
Ладно бы, что наше мстительно-постсоветское тщится разглядеть на «загорелой» макушке нового американского мессии горбачёвские родимые пятна. Вопрос не в том, есть оне там или нет. Портрет Барака Обамы – он же и есть собирательный образ той самой среды, которая была названа первопричиной Кризиса: сначала ипотечного, а потом и финансового. «Молодые темнокожие профессионалы», взявшие ипотечный кредит в расчёте на будущий рост своих доходов – а потом, когда роста не случилось, а долг остался, не сумевшие его покрывать. В результате обвалив сначала рынок американской недвижимости, а потом и фонды, которые на нём играли все последние годы. Именно эти люди – молодые темнокожие, до того к политике индифферентные – стали решающей гирькой на старинных весах американской двухпартийности. Порукой тому – «туркменские» 95 процентов среди чернокожих у Обамы, на фоне «51-44» в пользу Маккейна среди белых.
Обама – символ веры этих ребят. New Hope (Новая надежда) – этим названием одной из серий «Звёздных войн» подписан его портрет на обложке журнала Rolling Stone. Но, по иронии судьбы, он сам теперь ровно в том же положении, что и они: с самым большим за всю историю США внешним долгом, утратой надежды на рост доходов в ближайшем будущем и огромным количеством срочных проблем, требующих самых радикальных методов решения. Буш-младший знал, что говорил, сказав ему напоследок «enjoy yourself».
Америка станет другой – вот главный итог прошедшей там кампании. Какой «другой»? Никто, включая, конечно, Обаму, этого ещё не знает. Важнее здесь то, что она уже точно не будет прежней. И это – самая важная информация для кремлёвских наследников Хрущёва, все последние годы тщившихся «догнать и перегнать Америку» – ту, старую, бушевскую. Одновременно и конфронтируя с ней, и заимствуя у неё же всё, что только удаётся утянуть: от «суверенной демократии» до массовой «социальной» ипотеки. Брать «там» отныне больше нечего: если угодно, давайте называть это «кризисом ликвидности». А вот по уже взятым долгам теперь придётся платить сполна.
Посредник – это послание
«Если и Христос не воскрес, то тщетна и вера ваша» — наставлял посланиями неразумных учеников апостол Павел. Эту апостольскую мудрость – в её современном изводе – мне довелось недавно услышать от одного российского либерала: «если и в Америке нет демократии, то непонятно, во что и верить».
И он по-своему прав. Принципиальным, онтологическим свойством и нашей демократии, и нашей экономики является существование обязательного внешнего эталона, с которым мы так или иначе их сверяем. При этом мы можем как угодно относиться к правообладателям эталона: можем дружить, а можем и собачиться; на наше отношение к эталону как таковому это не влияет. Путинский Кремль – это «западники-державники»; их послание Западу звучит так: «Мы хотим быть такими, как есть вы сами – а не такими, какими вы хотите нас видеть». Президент Медведев, по всему, что он говорил до сих пор – наиболее точный пример именно этой доктринальной установки.
И вот теперь всё это оказывается ненужным. «Они» больше не хотят быть такими, каковы они есть – как же теперь «нам» дальше хотеть быть такими же, как «они»? Куда теперь направлять «процесс реформ», и с какой стороны «размораживать» систему «оттепелью»?
И ладно бы сохранялась монополия на инициативу, безраздельная ещё полгода назад. Но сейчас – кризис; сейчас время тушить пожар на торфяном болоте, зная, что, сколько бы ты ни лил воды на дымящуюся поверхность, внизу торф везде продолжает тлеть – и неизвестно, в каком месте полыхнёт в следующий раз. Возможно, что прямо у тебя под ногами. В такой ситуации политика неизбежно становится реактивной, превращается в бесконечные ответы на уже явленные вызовы – а значит, пространство собственной инициативы съёживается, как шагреневая кожа.
Именно с этого стремительно уменьшающегося, но всё ещё сохраняющегося пятачка инициативы Д.А.Медведев презентовал своё первое президентское послание. Спустя какие-то часы после объявленной победы Обамы.
Change по-русски
То, что послания ждали именно как антикризисного, видимо, сыграло с ним свою шутку. Программы и проекты, которые готовились сильно загодя, и которые предполагались к анонсированию ещё с лета, пришлось в последний момент «привязывать» к событиям последних месяцев, а то и недель. В самом деле: странно слушать про стратегию нашего развития до 2020 года, когда массовое внимание уже переключилось на то, что будет происходить в самые ближайшие дни.
И тем не менее, главное должно было прозвучать не про «сегодня». Про будущее. Про то, что будет после того, как пожар закончится.
Если без лирики, то вопрос вот в чём. Как нам теперь объясняют, мы столь сильно пострадали от кризиса потому, что так и не обзавелись за все предыдущие годы своей собственной, суверенной финансовой системой. Нефтяные сверхдоходы шли на пополнение резервов, размещаемых за рубежом, а кредиты и инвестиции наш бизнес искал там же, на внешних рынках капитала. Это привело к доминированию крупных и сверхкрупных холдингов (которые только и могли пользоваться роскошью дешёвого кредита «снаружи»), загнало в фактическое гетто малый и средний бизнес, привело к массовой скупке транснациональными компаниями целых отраслей, лишённых иного способа получить необходимые ресурсы для развития. Теперь государство платит по долгам компаний – это значит, что то, для предотвращения чего и был создан насос для откачки с рынка «избыточной ликвидности» под названием Стабфонд, всё равно случилось. Только мы вдобавок ещё и заплатили разницу между процентными ставками, а также загнали наши компании в долговую зависимость от внешних кредиторов.
Понятно, что теперь лавочка закрылась: дешёвый кредит кончился, так же как и высокие цены на углеводороды. В этом и состоит change, в той его части, которая уже состоялась. Мы же по инерции всей страной, стойно Диогену, днём с фонарём ищем «инноватора», который научит нас, что ещё мы можем продавать, кроме нефти и газа. В то время как вопрос теперь уже совершенно в другом: где взять инвестора, то есть того, кто будет вкладываться в российскую экономику – не из патриотизма или «социальной ответственности», а в простом и естественном желании заработать денег?
Иными словами, вопрос уже не в том, кто виноват в кризисе и какими срочными мерами обуздать кризис. Падение рынков – это индикатор, свидетельствующий об утрате доверия. И если в краткосрочной перспективе его можно компенсировать из внушительных резервов, то в долгосрочной вопрос в том, что придаст веры в будущее российской экономики. В чём наша собственная New Hope?
Образ будущего
Борьба с коррупцией, реформа Конституции, укрепление партийной системы… всё это, конечно же, важно. Но я хотел услышать от моего президента, что именно будет сделано для того, чтобы можно было поверить: завтра, послезавтра, через год, три и пять миллионы моих трудолюбивых, квалифицированных и ответственных сограждан будут кормить, одевать, учить, лечить и снабжать всем необходимым больше людей, делать это лучше и качественнее, чем сейчас, и за приемлемые деньги. Причём поверить до такой степени, чтобы вложить в это свои последние кровные, в твёрдой надежде, что через какое-то время они удвоятся или утроятся.
Биржевые гуру, вроде Сороса или Баффета, учат нас, что цены на фондовом рынке определяются в первую и главную очередь ожиданиями – то есть страхами и надеждами людей. Иными словами, взлёт и падение индексов в конечном счёте упирается в «будущее» — некий виртуальный конструкт, который, однако же, управляет куда как реальными вещами, вроде движения капиталов.
Вызов, который обозначила со всей силой Администрация Кризиса – это вызов борьбы за будущее. Суверенное – не значит закрытое от мира; оно может быть пусть сколь угодно открытым, но своим. Наша собственная, не привязанная ни к каким внешним эталонам версия будущего – политического и экономического. Без старых западническо-антизападнических парадигм, ушедших в небытие вместе с тем старым, постсоветским, докризисным Западом.
Собственный образ будущего, больше не копирующий ничьё настоящее.
Источник: http://publications.ru/columns/Blog-realista/Krizis.-Ego-ideologiya