Новое

Медведев: логика мобилизации

Цена мобилизационных мер

Президент Медведев на совещании в Иркутске 20 февраля сказал буквально следующее:

«Мы должны сделать все, чтобы из кризиса выйти не ослабленными, а все-таки мобилизованными. Мы должны подготовиться к ситуации, когда будем способны осуществлять масштабные инвестиции, и провести оптимизацию структуры нашей экономики. Кризис, при всех своих издержках, именно такие возможности создает. Вопрос в цене».

В этом коротком сообщении — важное признание. Получается, что ориентировать систему только на выживание, даже в кризис — ошибка. Готовые, проработанные проекты развития должны создаваться впрок — иначе, когда под рукой вновь окажутся ресурсы, то выяснится: единственное, что государство может с ними сделать — это перевести их в американские ценные бумаги под три процента годовых. Слова Медведева о «подготовке» — в том числе и о том, чтобы эта ситуация не возникла вновь.

Медведев уже год как избран президентом. Для него это был крайне тяжелый год. В считанные месяцы получить сначала войну, а затем и глобальный экономический катаклизм, настигший страну после многолетнего, ставшего уже привычным роста — не каждый выдержит. Ему было даже сложнее, чем Путину в 2000-м: у Путина, по крайней мере, никто не ставил под сомнение реальный статус его власти. Тогда как Медведева все время норовят выставить либо марионеткой, либо, по крайней мере, «пристяжным» тандема. Однако драма в том, что — вопреки медийным и тусовочным мифам — и по Конституции, и даже в массовом восприятии ответственность за политическую ситуацию в стране ложится в конечном счете именно на президента Медведева.

Но ведь и его тезис о цене мобилизации — это политический тезис.

Что он означает? Дефицит мобильности — одна из главнейших уязвимостей нашей системы перед кризисом. Наша катастрофная «недвижимость», в которую уже летит самолет со смертниками. Нет территориальной мобильности — это значит, что людям, уволенным с остановившихся предприятий, нет возможности собраться и поехать туда, где есть работа (а она есть). Нет «вертикальной» кадровой мобильности — это значит, что провалившихся или проворовавшихся некуда уволить и некем заменить. Нет мобильности капиталов — это значит, что даже ликвидные активы крайне трудно или даже невозможно обратить в инвестиции, в средства на развитие. Нет мобильности управления, норм и правил — это значит, что невозможно гибко реагировать на стремительно меняющуюся ситуацию кризиса; мы все время запаздываем. А главное — нет мобильности восприятия, сознания людей — и это обрекает нас жить вчерашним днем, все время оказываясь бессильными перед вызовами дня сегодняшнего.

Из этого следует, что сейчас в первую очередь вопрос стоит о формах и способах мобилизации. О том, как повысить кадровую мобильность — вертикальную и горизонтальную. Как увеличить мобильность капиталов. Как повысить гибкость при выработке решений и скорость их реализации. Как работают коммуникации в кризис; что надо делать, чтобы люди были на связи, в контакте. Как в условиях рыночной экономики и частной собственности гибко перемещать большое количество ресурсов — денежных, материальных, людских — на ключевые направления. Все это в конечном счете должно лечь в некий «мобилизационный план» — который, если прав Медведев, только и может стать успешной антикризисной стратегией.

Но какова же все-таки, в самом деле, «цена вопроса»?

Как ни странно, это вопрос не только и не столько о деньгах. Скорее — о людях. О том, кто и в какой мере способен на квалифицированную концептуальную, экспертную поддержку мобилизационной политики. Вопрос стоит так: есть ли у нас необходимое количество экспертов и мозговых центров, способных продуктивно работать с планами антикризисной мобилизации?

Анализ возможностей и рисков мобилизации — первейшая задача «экспертного сообщества». Однако сегодня много оснований сомневаться в том, что оно окажется на высоте положения.

Провалы российской экспертократии

Необходимо констатировать: российское «экспертное сообщество» откровенно не справляется со своими прямыми функциями.

Все последние месяцы, пока разворачивается кризис, оно в сто пятнадцатый раз обсуждает, куда меняться системе. Все доклады экспертных институтов, все «круглые столы» и форумы — об этом; это то, что объединяет «либералов» и «консерваторов», «изоляционистов» и «глобалистов», «левых» и «правых»… Интересно, кто-нибудь задавался вопросом: а в какой степени она способна меняться хоть в какую-либо из предлагаемых сторон? И можно ли что-то сделать с ее «недвижимостью»? Этот вопрос почему-то даже не стоит. В том месте, где нужно его обсуждать, рисуется иероглиф «власть» — и вокруг него начинается шаманская пляска с бубном. Считается, что «там» где-то есть рычаги, которые работают просто от Бога. А если они не работают?

Возможность меняться зависит в первую очередь от качества инструментов. Но эксперты почему-то обсуждают что угодно, только не инструменты. Вот несколько примеров.

Сегодня на высшем уровне провозгласили программу кадрового резерва. «Тусовка» требовала этого годами; наконец, свершилось. И что? Пока на поверхности лишь только составление списков. Тут же, по русской многовековой традиции, возникает бурный спор, кто и почему в них попал или не попал. На самом деле это — позор. Кадровая работа — это не «списки», а живые проекты, куда необходимо ставить людей, чтобы они там росли до уровня топ-позиций. И формировали команды, потому что «кадры» — это команды, а не имена. Где было экспертное сообщество, когда нужно было обсуждать кадровую программу? Известно где: оно взахлеб обсуждало фамилии. Результат: программа с общестрановым замахом грозит выродиться в элитный междусобойчик. Что, у нас в стране только сто или тысяча позиций, где налицо проблемы с качеством кадров? Правда в том, что позиций таких — десятки миллионов. Где предложенные проекты кадровых программ — хотя бы для уволенных с остановившихся предприятий, хотя бы в масштабе одного-двух регионов? Их нет.

Притчей во языцех стал скандальный сюжет с ведомственными планами и «стратегиями» развития, ставшими враз неадекватными ситуации кризиса. Но большинство из них и безо всякого кризиса никуда не годились. В стране одновременно разрабатывались десятки, если не сотни стратегий: региональных, отраслевых, корпоративных… Их всех объединяло только одно: тот, кто писал любую из них, не читал ни одной другой, кроме своей собственной. Где было экспертное сообщество, когда эта ситуация возникла? Оно частью вообще заняло позу неучастия — а частью остервенело дралось за подряды на написание новых «стратегий».

Ситуация кризиса вскрыла много старых язв. Закрываются предприятия. Люди остаются без работы. Многие из тех предприятий, которые сейчас закрываются, уже никогда не откроются, потому что экономика после кризиса будет другой. А значит, усилие, которое должны совершить люди — это сорваться с места и поехать в другой город за работой и за деньгами. Но сделать это сейчас это даже труднее, чем 20 лет назад. Потому что вся социальная политика последних лет работала так, чтобы прибить гвоздями и привинтить шурупами человека к тому месту, где он на данный момент живет и работает. Как результат — трудовая мобильность населения нашей страны упала практически до нуля. В любом регионе-миллионнике в графе прибыл-убыл — жалкие тысячи. Где были наши «эксперты», когда обсуждались и принимались действующие социальные программы? А ведь это было вовсе не вчера.
Те антикризисные рецепты, которые сейчас предлагают экспертократы, содержат куда больше идеологического доктринерства, чем собственно экспертизы. Нам все время говорят: главное — не допустить увеличения присутствия государства в экономике. Господа, кончайте уже врать себе и друг другу! Оставшись без работы и без источника дохода, люди бегут первым делом именно к власти и просят о помощи. И что? Власть в этот момент с карнегиевской улыбочкой должна говорить человеку: «кризис — это, мол, шанс, иди теперь и доказывай рынку, что ты эффективен»? Тогда люди возьмутся уже за дубье, и правильно сделают. Факт в том, что государство в самое ближайшее время окажется собственником огромного количества активов — фирм, производств. Не просто проблемных, а очень проблемных. И ему придется в пожарном режиме осваивать профессию антикризисного менеджера. Иначе сотни тысяч людей, если не миллионы, окажутся без работы, жилья, тепла, света и еды. И хочешь — не хочешь всем этим добром придется управлять, писать проекты и строить планы.

И если государство, как нам говорят, не собирается оставаться в экономике навсегда — значит, параллельно еще и готовить свой будущий уход — главным условием которого должно быть понимание того, «кто вместо». И это — тоже к вопросу о том, с какими проектами на руках мы окажемся на выходе из кризиса.

Тихая музыка реванша

Провалив свою прямую работу, «экспертное сообщество», тем не менее, с куда большим успехом — и куда большим вкусом — осваивает вовсе даже несвойственную ему роль. Круглые сутки — вместе с частью бизнеса и чиновничества — экспертократия ведет активные дебаты об изменении системы, страны, экономического и политического курса. Даже не скрывается, что адресат этих предложений — непосредственно исполнительная власть: президент, премьер, ключевые фигуры правительства и профильных ведомств.

Что это значит с точки зрения закона? Называя вещи своими именами, это попытка узурпации суверенных прав граждан, как они описаны в Конституции РФ. Экспертократия через голову избирателей и представительных органов, в обход демократических институтов, пытается напрямую воздействовать на управленческий аппарат. Что особенно удивляет, все это происходит при изумительно вялой реакции парламентских партий, которые как будто не замечают происходящего.

Экспертам и экспертным институтам, упаковавшим язык идеологического шантажа в оболочку экономического консалтинга, должен быть дан ясный и недвусмысленный ответ. Если вы пытаетесь изменить политический курс, который был предложен населению и одобрен им на выборах в декабре 2007 года, тогда в конечном счете только Дума — единственное место для политических дискуссий. Тогда убеждайте, господа эксперты, в своей правоте партию думского большинства, и добивайтесь коррекции политического курса через институты представительной демократии. Но не пытайтесь опрокинуть их под прикрытием трескучих фраз о демократических свободах.

Ссылки на кризис в данном случае не работают. Привычка делать кризис универсальной индульгенцией — одно из главных его зол, подлежащих искоренению в первую очередь. На самом деле кризис — время укреплять институты, а не оспаривать или тем более рушить их.

Президент Медведев пошел именно этим путем, когда в своем первом президентском — и первом же антикризисном послании — сделал основную ставку именно на укрепление политических институтов: президентства, парламента и политических партий.

На текущей неделе в парламент внесены законопроекты, основанные на тезисах этого послания. Одна из их центральных идей — укрепление роли политических партий и парламента не только как представительных, но и как законодательных институтов. Скандальная антиконституционная практика блокирования права регионов на законодательную инициативу, наконец, преодолевается через партийные механизмы законотворчества. Недопустимо высокий, как считали многие, барьер прохождения партий в Госдуму снижается — в результате создается целое правовое поле для партий «второго эшелона», готовящих плацдармы для «повышения в классе». Парламентские и президентские выборы разносятся по срокам — в результате одни перестают быть «праймериз» для других; а значит, и те и те становятся отдельной, самостоятельной политической кампанией. Вряд ли это снижение статуса для президентских выборов, но точно — существенное повышение статуса для выборов парламентских: зря ли самые яркие и громкие выборы в парламент за всю постсоветскую историю у нас были в декабре 1993-го, когда «цугом» за ними не ожидалось смены президента?

Масштаб изменений политсистемы и их вектор однозначно свидетельствует: Россия уходит от моноцентрической модели власти. Тем удивительней сопротивление этим усилиям со стороны тех, кто ранее из года в год обрушивался на путинскую «вертикаль». Пытаясь сделать политреформу Медведева некой несущественной подробностью на фоне собственных политических требований, экспертократия тем самым однозначно конституирует себя в качестве партии вчерашнего дня. А значит, лишает себя шансов на то, чтобы стать мозговым центром антикризисной мобилизации.

Это свидетельствует только об одном. Тендер среди потенциальных штабов мобилизационной стратегии де-факто уже идет. И, судя по всему, апологеты вчерашнего дня его проиграли. Все, что им осталось — это регулярно кошмарить бизнес и население кризисными страшилками со страниц деловой прессы.

Нужно лишь понять, кто способен стать действительным «кадровым резервом» страны и президента. Место свободно.

Источник: http://publications.ru/columns/Blog-realista/Medvedev-logika-mobilizacii

[fbcomments]

About Алексей Чадаев

Директор Института развития парламентаризма