Новое

Об идеологии

В 1917 году Ленин изобрел «государство-революционера». После 1924 года оно трансформировалось в «государство-философа». Стержнем сакрально-управленческой конструкции, стало мертвое тело В.И. Ульянова, лежащее на главной площади столицы в особом капище, на портале которого был высечен его блогерский ник («Ленин»). Ульянов умер в 1924; но блогер Ленин в этот момент только начал жить (и править). Его короткие «постинги», на основе цитат из реальных и фальсифицируемых произведений Ульянова, являлись текстами прямого действия: их оснащали комментарийным аппаратом, и они руководили и направляли партией в решении ее текущих задач на тот момент.

Иосиф Сталин оказался верным жрецом культа. Его логика требовала убрать со сцены всех тех, кто помнил, что Ленин — это не ветхозаветный бог, а когда-то живший политактивист, публицист и оратор. Сталину это почти удалось; но для полного, окончательного завершения ритуала нужно было политически уничтожить последнего из «старых большевиков» — самого Сталина. Что и сделал благополучно Никита Хрущев на ХХ съезде. Обвинение в «культе» было даже несколько чрезмерным для той задачи, которую он решал (сказать, что культ Ленина не подразумевает наличия рядом обожествленной фигуры правящего фараона).

Славой Жижек объясняет, как работать с той претензией к коммунистической идеологии, которая наиболее, пожалуй, ярко была сформулирована в нобелевской речи Бродского: это идеология плоха уже тем, что подразумевает необходимость кого-то убивать ради своего торжества. Жижек вот что пишет: «Между интерпретационными процедурами Маркса и Фрейда, точнее, между анализом товара и анализом сновидения существует фундаментальное сходство. В обоих случаях задача сводилась к тому, чтобы избежать свойственного фетишизму представления о «содержании», пребывающем скрытым за некой формой; «тайна», раскрываемая путем такого анализа (Марксова или фрейдовского), — это не содержание, скрытое за формой (формой товара, формой сновидения), но, напротив, «тайна данной формы самой по себе». Теоретический смысл формы сновидения заключается не в том, чтобы проникнуть через явное содержание к его «скрытой сущности», к «скрытой мысли сновидения»; он заключается в ответе на вопрос, почему скрытые мысли сновидения предполагают именно такую форму, как они принимают эту форму? С тем же самым мы сталкиваемся и при анализе товарных отношений: действительная проблема состоит не в проникновении к «скрытой сущности» товара — зависимости его стоимости от затраченного на его производство количества труда, — но в том, чтобы объяснить, почему труд принимает форму товарной стоимости, почему он может утвердить свой социальный характер, лишь воплотившись в товарную форму?»

И дальше, для разъяснения тезиса, привел анекдот:

«В начале века в одном вагоне поезда встретились поляк и еврей. Поляк беспокойно ерзал на своем месте и не отрываясь рассматривал еврея; казалось, он чем-то раздражен; в конце концов, не сдержавшись, он выпалил: «Расскажи мне, как вам, евреям, удается богатеть, вытягивая у людей все до последней копейки?» Еврей отвечает: «Хорошо, я расскажу об этом, но не задаром, сперва дай мне пять злотых». Получив деньги, еврей начал рассказывать: «Первым делом надо взять мертвую рыбу, отрезать ей голову, а внутренности положить в миску с водой. Потом, в полночь, в полнолуние, ты должен зарыть эту миску во дворе церкви…» Тут поляк прерывает его и с жадным блеском в глазах говорит: «И, сделав все это, я тоже разбогатею?» — «Нет, не спеши, это еще не все, что нужно сделать, но, если хочешь узнать об остальном, заплати мне еще пять злотых!» Получив и эти деньги, еврей продолжал рассказывать, но вскоре потребовал еще денег, а потом еще — до тех пор, пока поляк в ярости не закричал: «Ах ты грязный мошенник, ты думал, я не замечу, что ты делаешь? У тебя нет никакой тайны, ты просто хочешь вытянуть у меня все до последней копейки!» А еврей отвечает невозмутимо: «Ну что ж, теперь ты знаешь, как мы, евреи…»»

Иными словами, понять идеологию можно лишь описывая саму форму, а не пытаясь углядеть за ней какое-либо скрытое содержание. Нет, и не может быть никакого отчуждаемого описания, есть просто логика конкретных ситуаций, она же по совместительству и «идеология». Тайны нет; есть логика ситуации, положенная на длинную временную шкалу. Применительно к репрессивным проявлениям режима это означает, что поиск за ними некой «тайны» бесчеловечной сущности — тот же самый по механике процесс, что и поиски поляком тайны еврейских денег. В данном случае — чем больше ты ищешь эту тайну «тоталитаризма», тем дальше загоняешь себя в позицию очередной жертвы «сталинских репрессий» — самим процессом этого поиска.

У жижековской интерпретации есть еще один интересный поворот — это тема «избыточного наслаждения». «Понятие избыточного наслаждения (surplus-enjoyment) Лакан разработал на основании марксистского понятия прибавочной стоимости (surplus-value)».

«…Субъекты идеологии, «путники, заблудившиеся в лесу», должны скрывать от самих себя, что «первоначально всего лишь случайность побудила их избрать именно это направление», они должны быть уверены, что их решение совершенно обоснованно, что оно ведет их к Цели. Как только они осознают, что целью является незыблемость самой идеологической позиции, идеологические конструкции окажутся разрушенными. Можно заметить, что идеологический постулат прямо противоположен известному постулату иезуитской морали, здесь целью выступает оправдание средств.

Почему же эта инверсия отношений между целью и средствами должна оставаться скрытой, почему ее разоблачение чревато ее разрушением? Потому что ее разоблачение откроет наслаждение, работающее в идеологии, в любом идеологическом отречении. Другими словами, откроет тот факт, что идеология служит исключительно своим собственным целям и ничему больше — а именно такое определение Лакан и дал наслаждению».

Иногда от нынешних идеологов можно услышать удивительное. К примеру, что главная проблема власти в том, что она «порядка не наводит. А должна наводить. Ибо ну не может никак хлеб в «Азбуке Вкуса» стоить 200 рублей».

Тогда как получается, что есть «просто хлеб» — это рутина, а вот есть хлеб-за-200-рублей — это и есть то самое «избыточное». И в данной установочной избыточности — мейнстримная идеология.

Источник: http://publications.ru/columns/Blog-realista/Ob-ideologii

[fbcomments]

About Алексей Чадаев

Директор Института развития парламентаризма