Статья премьера Дмитрия Медведева «Время простых решений прошло», опубликованная им в пятницу, вызывает вопросы уже с заголовка. Что это за такие «простые решения», которые принимались в предыдущие годы?
Тем более что статья начинается с воспоминаний. «Хорошо помню, как на саммите лидеров G-20 я…» Многие уже подмечали, что едва не каждое второе публичное выступление Медведева начинается с конструкций вроде «помню, когда я был президентом…» Тяга к ностальгии подкрепляется и загадочной каббалистикой: оказывается, в 2008-м «мировые лидеры» гадали — на какую букву латинского будет похожа динамика мировой экономики. Из возможных вариантов — W, V или L — жизнь, по его словам, выбрала букву под названием «квадратный корень»: сначала восстановительный рост, а потом горизонталь стагнации.
К чести премьера, чапаевские мучения в попытках извлечь из квадратного трехчлена полный квадрат свойственны не ему одному, но и всей посткризисной экономической мысли. Помянутый Медведевым американский экономист Кеннет Рогофф полтора года назад отчеканил: «Итогом макроэкономических разработок последних 40 лет стали в высшей степени изящные, законченные модели, которые до сих пор доминируют в академическом мире. Однако применение этих моделей на практике было крайне неэффективным». И не сказать, чтобы не пытались. Даже и медведевский текст — набор всё тех же штампов из «академической» западной экономтеории, разве что разбавленный ядреным отечественным канцеляритом.
Но есть несколько важных вопросов, которые затронул премьер и которые, как мне кажется, заслуживают более информативных ответов.
Так, из констатирующей части статьи можно понять, что основная причина замедления роста в России — это более низкие, чем ожидалось, темпы восстановления мировой экономики. Однако буквально двумя абзацами ниже сообщается, что российские темпы роста в этом году ниже среднемировых. То есть премьер полагает, что российская экономика зависима от мировой конъюнктуры даже больше, чем любая другая. Или все-таки у нашего замедления есть еще и какие-то внутренние, не упомянутые в статье причины?
Ключевой пункт в статье — развилка между двумя сценариями: «очень медленное движение» или «серьезный шаг вперед». Однако в дальнейших разделах никак не обозначено, какие именно решения должны привести к первому варианту, а какие — ко второму. Набор подходов, описанных в разделе «стратегия», а равно и мер в разделе «решения», — это именно что инерционное продолжение существующей экономической политики, сплошь на полумерах: да, страховые взносы будем повышать, но медленно; тарифы всё равно будут индексироваться, но не сильно; льготы будут предоставляться предприятиям со штатной численностью свыше семи, а не свыше 30 сотрудников; налоговые каникулы будут вводиться, но «при должной системе контроля»; а в целом на объявленные меры выделяется аж 100 млрд рублей за три года, или примерно 0,25% в пропорции к объемам бюджета.
Вновь много сказано о том, что государство занимает «неоправданно много места в экономике», с традиционным набором предложений минимизировать его роль. Тем временем везде в мире происходит обратное: государства везде и всюду берут на себя все больше полномочий и ответственности, усиливая, а не ослабляя свою регулирующую роль — что и закономерно в предкризисной ситуации. Тем временем у нас вновь проблемой объявляются «излишние помехи для предпринимательской деятельности», которые создает «избыточное» государство. Из статьи Медведева не ясно, есть ли у правительства РФ понимание, в какой мере эти «помехи» вызваны «избыточностью» государства, а в какой, наоборот, недостаточностью меры и качества государственного управления.
Довольно неожиданно выглядит предложение государственным «Газпрому» и «Роснефти» создавать свои университеты; но «Лукойл» и «Русал» — частные компании, и, наверное, это их дело, на что тратить свои деньги. А главное, и в том и в другом случае открытым остается вопрос — зачем стимулировать сырьевые компании создавать новые вузы? При откровенно кризисном состоянии вузов существующих, резком снижении числа абитуриентов в ближайшие годы (по демографическим причинам), а главное — при том, что для сырьевых компаний образовательная деятельность, мягко говоря, не является профильной.
И наконец, как недавно заметил министр экономического развития Алексей Улюкаев, у экономического роста могут быть всего три двигателя: рост инвестиций, рост экспорта и рост внутреннего спроса. Про инвестиции в тексте Медведева как раз пришлась к слову цитата из Достоевского, которой, впрочем, обсуждение темы и ограничилось, с перспективами экспорта понятно исходя из «квадратного корня» на мировых рынках, но нет ни слова о внутреннем спросе. И это — на фоне продолжающегося вытеснения отечественной продукции даже с внутреннего рынка: по словам того же Улюкаева, из рубля внутреннего спроса лишь 25 копеек приходится на товары и услуги, произведенные в отечестве, и эта цифра имеет стабильную тенденцию к уменьшению. При том, что рост доходов граждан (в основном благодаря майским указам Путина), а значит, и приемлемый уровень внутреннего спроса — чуть ли не единственный показатель (не считая роста рождаемости), которым правительство сегодня может похвастаться. Поэтому вполне резонный вопрос: есть ли у правительства хоть одна идея, как сделать так, чтобы из ресурсов этого внутреннего спроса (стимулируемого, повторю, главным образом из госбюджета) сколько-нибудь достойная часть оставалась в стране, или его вполне устраивает нынешний внешнеторговый баланс, именуемый «нефть в обмен на ширпотреб»?