Новое

Снежная Королева

Разобрать «Снежную Королеву» я положил себе ещё в прошлые выходные. Однако Андерсен есть Андерсен — приступать к нему, не съев пуд соли, нельзя — дело серьёзное; я ещё никогда не сталкивался с говорящими шкафами, поющими клумбами и крысиными царствами.

Снежная Королева появилась у меня на горизонте ещё в тот момент, когда я занимался поисками матери Снегурочки — или ещё каких-то её родственников. В какой-то момент мне даже показалось, что Королева — это и есть Снегурочка, только избежавшая «огня Леля» и потому сумевшая не погибнуть. Но нет: Снегурочка является нам каждый год вечно юной, а мифологическое пространство — оно так устроено, что в нём всё происходит «всегда» — то есть Снежная Королева и Снегурочка — хотя, возможно, и родственники, но всё же разные, если не противоположные персонажи.

Зато у Королевы обнаружилась ещё одна «родственница», совершенно в другом роде. Когда кто-то после «Снегурочки» попросил меня разобрать «Хозяйку медной горы», я на первом же уровне анализа (анализ фабулы) обнаружил, что сюжет Хозяйки, в общем, несамостоятельный — он в точности повторяет историю «Снежной Королевы». Только роль Кая выполняет Данила, роль Герды — Катерина, а в ипостаси Королевы, разумеется, выступает Хозяйка. Это она забирает юного Данилу к себе в гору, чтобы он там мастерил Каменный Цветок (как Кай складывал головоломку о Вечности), и она же парадоксальным образом мотивирует Катерину на то, чтобы та, преодолев массу препятствий, пришла в гору возвращать любимого. И потом отдаёт, отступает, «тает» перед напором молодой женщины.

Иными словами, и Королева, и Хозяйка, поступают до такой степени одинаково, что перед нами, в сущности, одна и та же история. Что это за история?

Итак, обратимся для начала в «правоверных фрейдистов» (как мы это уже делали в «аленьком цветочке»). С фрейдистской точки зрения, перед нами не что иное, как история про половое взросление мужчины. Будучи несформировавшимся юношей со смутными желаниями и смутным знанием о мире, он попадает в руки к опытной и всемогущей наставнице, под руководством которой проходит школу жизни. Ну, а потом неизбежно уходит от стареющей «повелительницы» к юной влюблённой в него девушке — стоит только ей достаточно настойчиво загнать его в ситуацию выбора между собой и «повелительницей». Разумеется, в этот момент «ледышка тает», и Кай из мальчика окончательно становится мужчиной. И уже её потом учит тому, чему сам научился у Снежной Королевы.

Из жизни, однако, мы знаем, что так происходит далеко не всегда. «Герда» не подворачивается, а «королева», как на грех, живёт долго, а молодится ещё дольше — и в итоге «на выходе» вместо мужчины получается отвратительный и беспомощный стареющий альфонс. Или, наоборот, не подворачивается никакой «королевы», т.е. жизнь сразу начинается с «герды», которая, равно как и «кай», тоже «ничего не умеет» — в результате развал, распад, трагедия, изломанные судьбы, брошенные дети и т.п. Иными словами, роль «королевы» — ключевая, демиургическая; особенно когда речь идёт о людях по-настоящему талантливых: понятно ведь, что никакого ислама бы не было, если бы у Мохаммеда не было такой учительницы, как Хадиджа. Но Хадиджа, заметим, так и не ушла в сторону: вместо этого она сама приводила Пророку одну за другой «герд», оставаясь при них чем-то вроде менторши. Так же поступала в наши дни и жена физика Ландау.

То есть на самом деле это «королева» создаёт пространство сказки, является его «хозяйкой» в подлинном смысле слова; это от неё всё зависит — когда забирать «кая» во «дворец», как и чему его учить, как и когда передавать его с рук на руки «герде», буде таковая появится и предъявит свои права. Заметьте: и Снежная Королева, и Хозяйка Медной Горы не только не пытаются занять всё время своего «ученика» собой, но, напротив, ставят перед ним творческую сверхзадачу, мотивируют его на неё: головоломка Кая и каменный цветок Данилы есть то, чем они занимаются всё своё время пребывания в «плену». Где они живут на всём готовом — еда, одежда, постель — всё обустроено настолько, что разговора об этом в сказке даже не появляется: Хозяйка есть Хозяйка. Твори, и только твори — это главное требование к Ученику, и именно по результатам его работы с него единственный спрос — но спрос самый строгий.

Однако только ли «кая» учит «королева»? Как ни странно, из сказок можно понять, что школу проходят оба — и Ученик, и Ученица. Однако учить Ученицу — дело не в пример более сложное. Дело в том, что её можно учить только из положения «врага».

В чём дело? Специалисты по социологии малых групп — в теории, а менеджеры по персоналу на практике знают одну вещь. Построение иерархической системы отношений в мужском коллективе всегда происходит легче и естественнее, чем в женском. Для мужчины естественна система отношений господства-подчинения; он легко адаптируется к логике «старший-младший» и существует в её рамках. У женщины — совершенно не так: в глубине души каждая женщина почему-то уверена, что она единственная и уникальная во Вселенной, и никого, кроме неё, в этом смысле не существует. Поэтому она ещё может признавать над собой господство мужчины (и то руководствуясь компенсаторным принципом — «ему нравится думать, что он управляет мной»), но признать над собой господство другой женщины — это дело почти невозможное. «А я моложе!» «А я красивее!» «А она дура!» Старшая, пытаясь утвердить свою власть (в коей она, в свою очередь, тоже глубоко не уверена — ибо плох тот генерал, который не понимает, каково быть солдатом), неизбежно становится патентованной стервой — подчинённые женщины отвечают ей тем же. Поэтому любая бухгалтерия или любой секретариат в любой конторе — змеиное гнездо.

Иначе говоря, «королева» не может забрать «герду» в ученицы так же легко, как она забрала «кая» к себе в «ученики» — та, с её девическим максимализмом, видит в ней соперницу и только соперницу (хотя объективно это в итоге оказывается не так). Поэтому «школа жизни» Ученицы оказывается совершенно другой, чем школа жизни Ученика: Учительница форматирует её как «путь к Нему», на котором надо преодолеть всяческие препятствия. Причём школа, с одной стороны, в высшей степени полезная и практическая, а с другой — жёсткая, но не жестокая. У Герды, заметим, всё вообще началось с садика колдуньи, где росли её любимые красивые цветочки и звучала мягкая музыка. Надеюсь, нет смысла объяснять, что колдунья и Королева — одно и то же лицо: иначе забывшая про Кая Герда никогда не получила бы послания «снаружи» о том, что путь-то надо продолжать. Иначе говоря, Королева поместила испытание «медными трубами» до, а не после испытаний огнём и водой — тогда как Герда, разумеется, готовилась к огню и воде и чуть было не свернула со своей дороги. Всё последующее — «обознатушки» во дворце, разбойники, путь до финки, потом до лапландки, чёрная пурга — испытания идут по нарастающей; но самым тяжёлым — и это подчёркнуто в сказке — оказалось именно первое, «с садиком и цветочками».

Примерно так же поступает и Хозяйка Медной Горы, которая превращает Катерину в классного резчика по камню перед тем, как пускает к себе «в гору» забирать мужа. У Катерины нет выбора: ей надо выживать; но Хозяйка всё же не просто таким хитрым способом учит её камнерезному делу («инструменты мужа остались», ага), а оформляет эту школу как этапы пути к Даниле. Сначала Катерина «случайно» находит камень с птицей, сидящей на дереве, потом, на следующем камне, эта птица уже летит, и Катерина понимает, что «Данила к ней летит». Одновременно с этим растёт её мастерство и, соответственно, популярность как мастера — она становится человеком, который «в случае чего» всегда сможет накормить и себя, и детей.

Иначе говоря, школа «герды» — это школа жизни. В отличие от «кая», которому даётся абсолютная сверхзадача, задача «герды» состоит в том, чтобы выжить и прокормиться в любых условиях и при любых обстоятельствах; и не только прокормить себя, но ещё и позаботиться о других — не случайно на определённом этапе Герда получает оленя в провожатые. Именно так, через лишения пути, она становится взрослой женщиной и хозяйкой… хозяйкой, да. Мы же не спрашиваем у Королевы, как она стала Королевой! А вот про Хозяйку Медной Горы кое-что знаем — «таюткино зеркальце», ага…

———-

…Ключевой, кульминационный момент сказки — это момент передачи; тот момент, когда Герда приходит во дворец к Королеве и заявляет: «отдай мне моего Кая».

Драма, как ни странно, является внутренней. Дело в том, что этот момент, с одной стороны, есть венец долгих и серьёзных усилий Королевы. Герда преодолела все поставленные ей препятствия (i.e. решила все поставленные ей задачи), и из романтической соплюшки стала настоящей женщиной. Кай, с другой стороны, в лице Герды получил тот самый недостающий элемент головоломки, без которого у него не складывался в целое его гениальный замысел. Всё вышло наилучшим образом. Но…

Но Королева, разумеется, чёрт побери, «ещё и женщина», ага. И это — тот самый случай, когда она оказывается поставлена в состояние подлинного нравственного выбора: какое из двух собственных «первоначал» предпочесть — «демиургическое» или женское. Как бы ни было на самом деле, «в глазах остальных» сюжет сказки навсегда останется победой «этой соплюшки» над «самой Королевой» — что, с женской точки зрения, безусловно, трагедия: «кто я и кто она»? И принятое Ею решение отпустить Кая (Данилу) к Герде (Катерине) — это не просто итог, а чудовищная победа над собой; в каком-то смысле — апогей избранной стратегии принесения своей женской сущности в жертву миру, созданному собственными руками.

Ведь, собственно, что есть превращение из «просто женщины» в Хозяйку? По сути, это есть расчеловечивание себя, отдача себя по частям тому пространству, которое она создаёт вокруг себя, пространству Дома. Женщина, которая одна уходит из родительского дома, несёт мир в себе; превращение из женщины в женщину-хозяйку, даже, в пределе, как у Андерсена и Бажова, в женщину-Стихию — есть «вкладывание жизни» в предметную среду своего обиталища, разворачивание этого «мира в себе» в реальный мир вещей. Вот здесь будет занавеска, здесь цветочек, а здесь я посажу плюшевого котёнка, чтобы он смотрел на нас и радовался. Уборка в доме — есть не просто акт Порядка, но акт Гигиены: дом оживает, становится живым продолжением женщины; она мысленно строит вселенную от дома, т.е. дом становится её центром. Муж, дети, домашние животные, цветы на окнах — всё это элементы созданной таким образом небольшой миросистемы, центром которой является женщина — в этом смысле она всегда и Хозяйка, и Королева, и Стихия. Но проблемой в этот момент становится то, что изыми её из этой среды — и сразу окажется, что от неё самой практически ничего не осталось; вся её жизнь — в этих вещах, в муже, в детях, в занавесках и т.п. И до тех пор, пока она не создаст как-нибудь и из чего-нибудь комфортную для себя среду, она будет казаться самой себе ощипанной курицей, выставленной на мороз. И это — травма.

Выбор Королевы мог быть другим. Она могла превратить Герду в уродливую ледяную статую, поставить её в дальнем зале своего дворца и никогда больше о ней не думать. Но тогда Кай ни за что в жизни не собрал бы свою головоломку, и тихо увял бы стареющим юношей посреди огромных и пустых ледяных залов. А Королева питала бы теплом его тела собственную старость, которая становилась бы всё более ненасытной, тогда как его тепло — всё более слабым. Однако она решила иначе — прекрасно понимая, что это решение в каком-то смысле является приговором ей самой.

В этом смысле она — всё-таки родня Снегурочке: та растаяла из-за того, что любила сама; Королева же решила растаять ради того, чтобы дать возможность любви другим.

[fbcomments]

About Алексей Чадаев

Директор Института развития парламентаризма